Стирающий границы. Интервью с Burnt Friedman - самым долгожданным электронным экспериментатором на Strichka Festival
Ничего не бывает просто так, и выбор артиста Strichka Festival 2019 для проведения интервью – тому подтверждение! Burnt Friedman – имя немецкого музыканта, которое на слуху, скорее, у тех, кто относится к музыке, как к исследованию. Он не будет интересен тем, кто постоянно спешит и слушает соответствующую музыку. Ждать “кача” или “врыва”, болтать со знакомым или жевать сэндвич – проходите мимо! Музыка by Burnt Friedman – не для фона. Она суть рефлексия и гнозис, а еще дело вкуса и диапазон слуха!
Совсем скоро, 31 мая 2019, у Бернта выходит новый альбом “Музыкальные традиции в Центральной Европе”, ссылка на альбом:
и на описание альбома
А прямо сейчас у вас есть отличная возможность вдохновиться перед началом самого ожидаемого весеннего фестиваля, присоединившись к моей беседе с апологетом философии музыки в лице немецкого экспериментатора Burnt Friedman!
Напомним, музыкант выступит со своим часовым лайвом на танцполе DVOR, с 22.00 до 23.00! Не пропустите!
Моим большим желанием было бы взять у вас интервью в вашей студии, заставленной микшерами, синтезаторами, барабанами. Думаю, там особый дух! Но, как бы там ни было, я очень рада, что вообще имею возможность пообщаться с вами накануне фестиваля Strichka!
И сразу первый вопрос: вся ли экспериментальная музыка интеллектуальна? Где грань между экспериментом и какофонией?
Burnt Friedman: Спасибо, и мне приятно. Для начала давайте определимся с тем, что вы вкладываете в понятия “экспериментальное” и “интеллектуальное”. Лично для меня, вероятно, как и для многих, “экспериментальное” означает “начало чего-то”, без малейшего представления о дальнейшем результате. Последнее синонимично понятию “исследования” или даже научной работе. Поэтому у меня возникает вопрос к вам: целесообразно ли применять понятие экспериментального к музыке? Быть может, термин “импровизация” будет более точным?
Хорошо, тогда поясню. Под “экспериментальным” я имею в виду более сложную и менее потребляемую слушателями музыку, возможно, по причине трудности восприятия или личной неподготовленности к материалу.
Burnt Friedman: Я так и думал. Однако верю, что в природе это не так, но только кажется таковым (улыбается). Предпочитаю не делать различий между “высоким и низким” искусством, наукой или поп-культурой, а обсуждать их на одном уровне, несмотря на то, как усердно артисты пытаются убедить вас в обратном, тогда как это всего лишь софистика.
Начну издалека, с моей музыкальной социализации. Самое сильное влияние на меня оказал период с конца 70-х до начала 80-х. Именно в это время было легко удерживать и анализировать все потоки музыкальных разработок, по крайней мере, в Западном полушарии. У нас было только одно хранилище записей, куда входило все: и треки из чартов, и независимые релизы. Тогда еще не было разделения на подвиды с указанием на переходы в другие саунд-хранилища. К сожалению, данная тенденция в сборе и обработке информации, а в моем случае и музыки, закончилась на стыке 80-90-х годов.
Вы никогда не ошибетесь, НЕ поверив в ажиотаж
Произошло это, вероятно, из-за огромного числа релизов самых разных жанров, которым потребовалось еще больше места и категорий для хранения. Сегодня во всепоглощающем информационном и музыкальном потоке я не вижу никаких структурных различий. Кажется, что в этих расширенных категориях даже самые странные и малоприятные записи могут получить высокую оценку, и часть из них прикрывается тегом “экспериментальное”. Зачастую такими «законодателями вкусов» выступают пресса, задроты, продавцы и им подобные. Именно они оказывают нормативное влияние на «наивное» большинство слушателей. Я скажу так: вы никогда не ошибетесь, НЕ поверив в ажиотаж.
Отсюда следует вывод: если музыкальное произведение, определенное вами как “экспериментальное”, не раскрывается перед вами, не достигает вас, и вы пытаетесь оправдать отсутствие эмоционального отклика недостатком знаний, то я бы хотел вам посоветовать относиться к этому проще и больше доверять своим собственным вкусам и предпочтениям. Вы - теоретик, вы должны это понимать.
А что касается вашего второго вопроса, то не существует границы между экспериментом и какофонией, как и границы между “высокими” произведениями искусства и популярной музыкой.
Можно ли сравнить ваш лайв-сет с литературным произведением, где есть экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация, развязка, заключение? Или структура лайв-сета всегда разная?
Burnt Friedman: Живое выступление придерживается определенных параметров. Все то, что я выстраиваю на микшерной консоли, полностью открыто передо мной - вот тебе структура, вот тебе длина, хотя основано на предварительно записанных материалах. Однако мгновенное состояние “здесь и сейчас”, действительно, оказывает сильнейшее влияние. В такой момент я становлюсь частью аудитории и испытываю переживание от возможности быть еще и слушателем данного перформанса.
Если 20% или более людей ведут разговор во время моего лайва, мне пи*дец!
Я полностью зависим от акустики и звуковой системы того места, где я играю. А еще я зависим от настроения и поведения самой аудитории.
Например, если 20% или более людей ведут разговор во время моего лайва, мне пи*дец! Это действительно унизительно. Представьте, что вы идете в кино, и люди разговаривают друг с другом во время просмотра фильма. Вот, как это беспокоит!
Тем не менее, каждый лайв может иметь литературную, драматическую структуру, сюжет и кульминацию, если хотите. Предсказать все это невозможно из-за вышеуказанных проблем.
Насколько тщательно и серьезно вы готовитесь к своим выступлениям? Что включает в себя подготовка?
Burnt Friedman: У меня всегда есть готовый домашний лайв сет-ап, но без усилителей. Все, что я могу сделать, это отрепетировать музыку, не прибегая к усилению, то есть к разным источникам звука в студии. То, что я репетирую дома, это – потенциал треков. Необходимо учитывать, что я управляю более чем 20 входными каналами одновременно, а это, думаю, вы согласитесь, нелегкое дело, особенно, если учесть, что каждая часть перформанса содержит разные звуки, разные инструменты на каждом из этих каналов. Я обычно развиваю все части будущего лайва, когда репетирую, что означает, что я добавляю новые последовательности в существующий трек или стираю старые треки. Таким образом, произведение, которое я играю в течение десятилетия, всегда будет свежим и может мутировать во что-то еще на протяжении длительного периода времени.
Бывало ли такое, что вы не были готовы вообще, и ваш лайв был 100% импровизацией на месте?
Burnt Friedman: Да, было такое однажды, в мой первый сольный концерт в 1981-м или 1982-м году. Идея состояла в том, чтобы выступать без инструментов, просто сидеть за столом, предположив, что источник питания отключили. Тогда я барабанил по столу и демонстрировал, что можно было бы играть даже тогда, когда отключилось питание. Я был неправ, и моя идея не была воспринята аудиторией. Когда я закончил, люди вышли на сцену и спросили меня, когда же я наконец-то начну концерт (улыбается).
Существует ли набор звуков, которые одинаково хорошо воспринимаются многими и те, которые “на любителя”? Учитываете ли вы соотношение первых и вторых в своих перформансах?
Burnt Friedman: Я не согласен с таким подходом, у меня нет таких мыслей на этот счет, но я полностью полагаюсь на свой собственный набор ценностей и на свой вкус.
Опишите, как сейчас выглядит ваша студия? Какие инструменты там сейчас находятся?
Burnt Friedman: Самая важная часть, центр студии - это микшерный пульт. Я использую настроенную полностью аналоговую микшерную консоль Michael Zähl Am-1 и запускаю все через нее. Представьте себе целый набор оборудования, который собирался, начиная с 80-х годов до сегодня – вот так выглядит моя студия. Не скрою, что там есть такие механизмы, которые сложно обслуживать сегодня, а также те, которые долго стояли без эксплуатации и могли выйти из строя. Но есть у меня и новейшая аппаратура, приобретенная за последние 5 лет. Словом, я работаю в старомодном MIDI Environment, которое сочетает в себе обрудование 82-го года и ПО для цифровой записи, такое как Logic и Pro Tools. Однако большая часть любого моего перформанса - ничто иное, как запись в студии, то есть применение высококачественных микрофонов, которые я в основном использую для записи ударных и струнных инструментов.
Есть ли у вас музыкальное образование? Как вы считаете, насколько сложно музыканту с академическим образованием выйти за рамки, которые были наложены во время учебы? Насколько сложно ему начать мыслить по-другому, а значит, начать экспериментировать и записывать другую музыку?
Burnt Friedman: У меня нет музыкального образования. Мои родители тоже не занимались музыкой. Мое первое ценное образование было получено, благодаря загадочному Jaki Liebezeit, бывшему барабанщику CAN, с которым я работал в течение 17 лет, с 2000 по 2017 год. Он был невероятно знающим человеком, благодаря собственным исследованиям природы ритма и игры на барабанах, но также из-за его большого интереса к незападным подходам к созданию музыки.
Западные концепции ритма основаны на разуме, то есть на интеллекте, а не на практике
Да, я полагаю, что академикам гораздо сложнее усомниться в теоретическом западном подходе к музыке. Причина в том, что западные концепции ритма основаны на разуме, то есть на интеллекте, а не на практике. Другими словами, в их основе – концепции, созданные человеком, в то время как естественная практика ритма отсутствует.
Есть ли определенные техники в экспериментальной музыке? К примеру, комбинаторика (вариативность), алгоритмы и прочее…
Burnt Friedman: Конечно, всегда есть всякого рода идиотизм и другие “модные” штучки. Всем читателям, которым, действительно, интересна музыка с ее технической стороны я бы посоветовал книгу под названием “Jaki Liebezeit: Life, Theory and Practice of a Master Drummer”, которая будет доступна широкой публике в январе 2020 года. Одна из глав книги была написана мной. Я бы рекомендовал ее каждому барабанщику или людям, которые интересуются концепцией ритма.
А таких терминов, как «вне ритма», «синкопация» или «полиритм» не существует в природе. Они носят только номинальный характер, или, другими словами, являются академическими фантомами, которые существуют так долго, потому что лишены смысла. Всегда помните, что теория отказывается от своих феноменов.
Расскажите, как относитесь к ритму вы. С чем можно сравнить ритм в ваших лайв-сетах? Возможно, с синусоидой или кардиограммой? :)
Burnt Friedman: Ритм является основой основ для любого музыкального образования, когда оно должно быть периодическим, то есть когда оно содержит структуру. Ритм не подчиняется человеческой воле. Здесь мы имеем дело с принципами естественного движения, и в игру вступает октава как первый и самый важный нечеловеческий закон. Октава не создана человеком, а является универсальным элементом природных явлений. Октава подразумевает гармонический порядок путем деления пополам или удвоения. Другими словами, при работе с числами их гармонические качества важнее их количественных значений. Математика музыки – это не математика нашей повседневной деятельности.
Как музыканты, которые действуют в рамках канонического набора естественных законов, мы знаем, что числа имеют значения. Отныне мы не навязываем нашу субъективную волю музыке, но это не значит, что в результате мы не получим какофонию. Числа указывают на гармонические пропорции, структуры интервалов и могут быть прочитаны как символы. На самом деле нет никакой разницы между гармонической шкалой и ритмической шкалой. Для тех, кто хочет прочитать об этом более подробно, советую ознакомиться с предстоящей и уже упомянутой выше книгой.
Есть ли инструмент (или звучание), который вы используете в своих лайвах всегда? Что это?
Burnt Friedman: Я думаю, что это японский синтезатор Korg Ms 20, вышедший в 1982 году, и который я использую до сих пор. Причина, почему я всегда использую этот инструмент, кроется в его невероятном звуковом фильтре. К тому же он является сольным инструментом, который позволяет быстро менять звук/ голос без подражания какому-либо существующему инструменту.
Я не верю, что коробка с кабелями когда-либо станет проблемой для музыкального ума
По-вашему мнению, как будет развиваться музыка через год, пять, десять лет? И вообще, развивается ли музыка или только лишь становится разнообразной, благодаря появлению новых инструментов?
Burnt Friedman: Качество музыки не изменится благодаря техническим разработкам. Видите ли, музыкальная индустрия говорит об искусственном интеллекте, но то, что я ищу, называется настоящим интеллектом. Я не верю, что коробка с кабелями когда-либо станет проблемой для музыкального ума. Барабан, например, существует с начала человечества или даже больше, и что? Основная задача – научиться танцевать с этим (улыбается). Ритм, который является результатом формулы движения, – всего лишь побочный продукт, а его звук вторичен. И именно поэтому большинство основанной на секвенсоре музыки звучит произвольно или неуклюже по своей ритмической структуре.
И последний вопрос. Музыка исцеляет?
Burnt Friedman: Это самый интересный вопрос (улыбается). Но опять же… Здесь, как и в первом вопросе, нужно определить, что мы вкладываем в “музыку” и “исцеление”. Давайте сойдемся с вами на том, что “музыка” – это социальное понятие, подразумевающее начало и конец. Я же предпочитаю выходить за рамки социальных и культурных структур. Конечно, с точки зрения звука и частоты музыка влияет на тело и разум.
Музыка остается полностью абстрактной, но в то же время имеет феноменологическую сторону
При воздействии звука и прослушивания музыки может быть пережито соединение физики и метафизики. Хотя об этом стоит говорить только субъективно.
Музыка остается полностью абстрактной, но в то же время имеет феноменологическую сторону. Последнее я называю универсальным феноменом, к которому относятся октава и обертоны. А еще это – космологические принципы, которые пронизывают каждого человека, а также космос.
Вопрос в том, имеют ли эти принципы целительный смысл? В мире, где личность превращается в механический, временно эксплуатируемый объект, у нас есть все основания полагать, что музыка обладает исцелением, то есть объединяющим и восстанавливающим качеством. Однако в лучшем или идеальном мире, как говорил Карлхайнц Штокхаузен, идеи приходят из Сириуса – места в космосе, где музыка развивается на высочайшем уровне, и где люди не нуждаются в лечении. Однако в нашем ужасном земном мире мы должны спросить: достойны ли мы того, чтобы музыка нас исцеляла? С моей точки зрения, сегодня музыка взята в заложники. Ее чрезмерно эксплуатируют для всевозможных мирских целей.
Спасибо, что уделили время на интервью! Ждем ваш субботний лайв!
Burnt Friedman: Спасибо за ваш интерес и удачи в публикации.
Интервью подготовила Анна Лавроненко
